Воспоминания о посёлке Гулрипш

Дома были расположены в глубине участка. Перед ними - вытоптанная коровами, поросятами, индюками и прочей живностью "полянка", иногда виноградник или сад с тутовыми деревьями. В домах жили абхазцы,мингрелы, грузины, армяне. Все они были членами колхоза им. Ш. Руставели. Колхоз считался одним из лучших в Абхазии, а его председатель Отари Давитая был уважаемым человеком.

Улица Цхакая упиралась в Черное море. Берег был каменистый и вдоль берега стояли мазанки. Тут жили в основном бежавшие от раскулачивания с Украины крестьяне - Батюки, Игнатьевы, Смеричанские, Степаненко и другие. Они осваивали пустынный берег, обрабатывали землю, рожали детей, одним словом, пускали корни в далеком от Родины, но безопасном месте. Мы еще застали нескольких стариков, Петра Ефимовича и Марию Павловну Батюков, Евдокию Ивановну Игнатьеву (тетю Дусю), Луку Антоновича Смеричанского с женой, деда Шуляка, семью Степаненко. Их жизненная сила, мастерство и порядочность вызывали искреннее уважение. Но об этом несколько позже.

Рядом с Гулрипши находился поселок Агудзера, который был интеллектуальным очагом не только этого места но и, без преувеличения, всей Абхазии, а как потом выяснилось и Советского Союза. В нем были расположены два научных учреждения - филиал Физико-технического института Академии наук СССР, а потом Грузинской ССР (именуемом в народе "Объект") и Всесоюзная селекционная станция субтропических культур Академии наук СССР и потом Грузинской ССР (именуемая в народе "Ботаника").

В "Объекте" работали немецкие физики-ядерщики, вывезенные из Германии сразу после окончания войны. Занимались они, как теперь уже стало известно, созданием водородной бомбы или чем-то близким к тому. Среди них были всемирно известные ученые. Привезены они были с семьями и даже со своими собаками. Территория "Объекта" расположена была между Кодорским шоссе и морем. На ней находился дивный парк с реликтовыми деревьями, спортивные площадки, детский сад и "объектовская" больница. Жили эти ученые со своими семьями в небольших финских домиках, дети учились в местной школе, дружили со своими сверстниками –абхазцами, грузинами, русскими. Взрослые поражали аборигенов тем, что круглый год, включая зиму, плавали в море. Ходили слухи, что место для "Объекта" выбрал лично Берия.

"Зона" состояла из двух частей: производственной и бытовой. Первая была обнесена невероятным количеством заборов с колючей проволокой с электрическим током. В некоторых местах была вспаханная полоса, стояли вышки с прожекторами, дежурили пограничники с собаками. Производственные корпуса утопали в зелени. Вторая часть - бытовая, в которой стояли жилые дома, магазин, в котором продавались товары, недоступные местному населению, несколько лет спустя построили клуб, танцплощадку , книжный магазин. Бытовая зона тоже была обнесена забором, но местное население в некоторых местах порушило забор и "народная тропа" вела мимо зданий к магазинам. Особо дефицитные товары продавались по спецкарточкам. Иногда устраивали облавы в магазине, и тогда надо было быстро, быстро уносить ноги. В "Объекте" работали и жили не только немцы. Ученые и рабочие из Москвы, Ленинграда и Тбилиси. Рабочие были преимущественно из местного населения. Для приехавших построили сначала двухэтажные четырехквартирные кирпичные дома.

В 1957 году немецких ученых отпустили. Некоторые из них уехали в ГДР, некоторые, по слухам, в ФРГ. " Объект" разросся. Стало значительно больше сотрудников, построили новые четырехэтажные дома, появился небольшой рынок, заменивший собой старый Гульрипшский, который к тому времени был ликвидирован. Охрана осталась, но, говорят, научная ценность их труда значительно снизилась.

Тут же, недалеко от "Объекта", была расположена "Ботаника" - Всесоюзная селекционная станция субтропических культур, основанная в начале сороковых годов по инициативе Николая Ивановича Вавилова. Директором ее с первого дня был ученик Николая Ивановича, участник научных экспедиций, организованных Вавиловым в страны Средиземноморья и Северной и Южной Америки, Арчил Александрович Гогиберидзе - крупный ученый и удивительный по своим человеческим качествам и моральным принципам человек. При нем был создан прекрасный коллектив ученых, который он возглавлял более 20-ти лет. Жил он с семьей - жена и трое детей - в трех комнатах, расположенных в здании конторы. Чтобы прокормить семью, в сарайчике держали поросят и кур, которых кормили дети. Гостей было всегда видимо-невидимо, не считая приезжавших родственников. Всех каким-то чудесным образом устраивали на ночлег и - Анна Михайловна, жена А.А, всех кормила. Дом был гостеприимный и семья очень дружная.

Когда-то колхоз предложил работникам "Ботаники" несколько участков на берегу моря для строительства домов. Земля для колхозных работ из-за близости моря была непригодна для колхозных работ. Один из таких участков достался двум сестрам - научным работникам селекционной станции. Впоследствии они стали нашими соседями, а потом, уже в конце 70-х, их дом купил Евгений Евтушенко. Так вот, Арчил Александрович отказался от участка - у него не было денег на строительство дома. Сейчас это звучит неправдоподобно, но так и было.

В 1965 году его сменил в должности директора станции бывший секретарь Абхазского Обкома партии Бгашба, а Арчил Александрович стал заместителем директора по научной части. Так он и умер в казенной квартире. Его дочь Ламара, которая пошла по стопам отца, работала там же, защитила диссертацию, посвященную внедрению в Абхазии авокадо, впервые привезенного ее отцом из Израиля. Но в то время наука уже мало кого интересовала.

А потом началась грузино-абхазская война, ей, как и многим сотрудникам "Ботаники" и вообще жителям Абхазии - грузинам, пришлось расплачиваться за авантюры своих правителей и бежать из Абхазии. Ламара с мужем и дочкой успела уплыть на каком-то пароходе в Поти, к дальним родственникам мужа. Потом мы нашли ее в Тбилиси. Другие бежали через перевалы и многие погибли при этом. Ее сын Гия, работавший в МВД Абхазии в Очамчирах, осенью 1992 года, как раз когда грузинские отряды Кетовани и Иоселиани входили в Абхазию, был ранен в ногу и Ламара привезла его, истекающего кровью в Москву, в Сухуме ему уже никто не мог помочь. Остановились они у нас на Беговой. Лежал он в одной из больниц на Пироговке. Слава богу, его спасли. И сейчас он, говорят, работает в Москве. Но мы не можем с ним связаться.

А что сейчас в "Ботанике" - не знаем. Видимо, запустение, как и в других местах этого, когда-то, Рая. Иногда мы думаем - Какое счастье, что Арчил Александрович и Анна Михайловна не дожили до этого времени!

А для нас Раем был ток кусочек побережья, где стоял дом Мартына Ивановича Мержанова. Вернемся туда. В 1949 году Константин Михаилович Симонов и его близкий друг Борис Леонтьевич Горбатов купили, кстати с помощью А.А.Гогиберидзе, два домика - мазанки у местных украинцев (Горбатов - у деда Шуляка).

Симонов стал строить себе двухэтажный дом и гараж. В дом приезжали и жили там Константин Михайлович, его жена Валентина Васильевна Серова, ее сын от первого брака Толя Серов, сын К.М. от первого брака Алеша - сейчас известный журналист, кинорежиссер, правозащитник. Помню, что когда у Константина Михайловича и Валентины Васильевны родилась дочка, то на участке под магнолией было белыми камушками выложено ее имя "Машенька".

Естественно, у Симоновых было всегда много гостей. Приезжали абхазские писатели, в том числе и известный абхазский поэт Иван Тарба, который впоследствии купил этот дом у Симонова. Приезжали и москвичи, и тбилисцы, и киевляне... Однажды у него довольно долго и замкнуто жил Виктор Некрасов (тогда уже гонимый властями). К гаражу была пристроена небольшая комната для гостей, окно которой выходило на нашу "набережную". И я, проходя мимо и заглядывая в это окно, часто видела его склоненную над письменным столом фигуру. По вечерам Константин Михаилович и Валентина Васильевна часто прогуливались вдоль моря и заходили к нам. Не помню, о чем они говорили, но обаяние этих людей действовало на меня магически. В.В. была одета во что-то белое и в волосах у нее была роза. Серова тогда служила в Театре Ленинского комсомола, руководимым тогда Иваном Николаевичем Берсеневым.

Валентина Васильевна и моя мама были знакомы еще с тех пор - мама с 1944 по 46 год работала администратором в этом театре. Так что у них находились общие темы. Ну а у Константина Михайловича и Мартына Ивановича были общие фронтовые воспоминания и много общих знакомых. Спустя несколько лет, после того как Симонов и Серова разошлись К.М. продал свой дом Ивану Тарбе. Но место это было настолько притягательным, что он сначала снимал две комнаты, у "тети Дуси" Игнатовой, а потом откупил их у нее и пристроил к ним большой кабинет. Туда он и приезжал каждый год со своей новой женой Ларисой Жадовой - вдовой поэта Семена Гудзенко, и ее дочерью Катей. Потом у них родилась дочь Саня, которая тоже росла на этом берегу.

Константин Михайлович много работал там, в основном над прозой. Он уже меньше общался с соседями, но к нам иногда заходил. Толе запомнился один разговор между К.М и М.И, который происходил на нашей веранде. Симонов жаловался, что ему не хватает денег. Когда он ушел, Толя спросил у Мартына Ивановича - "Как может не хватать денег самому высокооплачиваему в СССР писателю"? "Очень просто, - ответил М.И. - три жены, от всех дети, две дачи, на них сторожа, секретарь, машинистки, машина с шофером или двумя, и это далеко не все! Так что не удивительно, что не хватает". Но это мы забежали много вперед. Вернемся в начало 50-х годов.

Горбатову сухумский климат оказался вреден, у него там случился инфаркт, и он, приехав в Москву, посоветовавшись с Симоновым, предложил своему фронтовому товарищу и другу Мартыну Ивановичу Мержанову купить свою мазанку за смешные деньги и то в рассрочку.

Так Мартын Мержанов и его жена Анна Яковлевна в 1952 году стали "помещиками". Участок был засажен виноградом и люфой (мочалками). Домик был построен из бамбука, обмазанного глиной. Там была одна комната, маленькая веранда и пристроенный к дому сарайчик.

Немного отвлекаясь, следует сказать, что расположение дома на участке отражает характер владельца: замкнутый, стремящийся отгородить себя от назойливых посетителей, или наоборот, открытый, жаждущий общения, гостеприимный.

Дом Мартына Ивановича Мержанова был "домом открытых дверей". И тогда, когда была мазанка и после 60-го года, когда был построен новый кирпичный дом, который строился 1959 до 1969 г. Он и строился с таким расчётом. Расположен он был недалеко от забора, отделявшего участок от берега моря. Вдоль забора шла просёлочная дорога. Вначале, 50-х годов, когда это место ещё не было популярно, по этой дороге проезжала одна машина, и то не каждый день, изредка проходили только местные жители. По "пляжу" и по этой дороге ходили коровы, свиньи с надетыми на шею деревянными треугольниками (чтобы не пролезали через заборы), собаки. У этой улицы (она тогда ещё не называлась улицей) даже названия не было. Письма писали по адресу - Абхазская АССР, посёлок Гульрипши, берег моря, дача Мержанова.

Новый дом всегда был наполнен людьми. Туда приезжали родственники и друзья провести отпуск, прожить там "медовый месяц", побыть там хоть недельку, проездом или просто заходили на огонёк. Приходили в гости соседи, приезжали сухумчане - пообщаться, обсудить последние новости или вообще поговорить "за жизнь". Бывали там и Константин Михайлович Симонов с Валентиной Васильевной Серовой и главный редактор русскоязычной газеты "Советская Абхазия" Георгий Семенович Семенов, с которым М.И. познакомился в 1942 году, может быть, самом тяжелом году войны. Немцы подходили к Сухуми и жители бежали из города, а Георгий Семенович сидел в редакции и продолжал выпускать "Советскую Абхазию". Мартын Иванович, который вместе с отступающими войсками попал в город, естественно, пошел в редакцию газеты, нашел там практически одного редактора, разговорился с ним. Так началась их дружба, продолжавшаяся буквально до последнего дня Мартына Мержанова.

Приезжал на дачу и прославленный фотомастер Дмитрий Бальтерманц с женой Тоней и двумя очаровательными дочками - Татой и Ирочкой. Митя (так звали его друзья) работал в "Огоньке" вместе с М.И. и дружили семьями.

Частым гостем был фронтовой друг М.И., бывший фотокорреспондент "Правды", обосновавшийся после войны в Сухуми Семен Иосифович Коротков с женой Марией и сыном Илюшей. Работал он в местной газете. Среди его многочисленных военных фотографий, была одна, завоевавшая множество наград на советских и международных выставках.

Ее история такова. Во время тяжелых боев за Севастополь Коротков сфотографировал молодого красивого абхазского моряка, грудь которого была перепоясана пулеметными лентами. Снимок был сделан перед очередным боем. Началась бомбежка, и фотограф не успел записать имя и фамилию. Когда на следующий день Семен Иосифович пытался найти парня, то выяснил, что во вчерашнем бою моряк погиб. Так фотография осталась безымянной. Через много лет, работая в "Советской Абхазии" и бывая во многих селах республики, Коротков показывал эту фотографию всем, с кем встречался, но никто не мог опознать героя этого портрета. Однако его настойчивость была вознаграждена. Однажды, в высокогорном абхазском селе, жители узнали своего земляка - Алексея Аршбу, и показали дом, в котором жила его одинокая мать. Эта фотография, на которой старая, седая, но красивая женщина держит в руках последний снимок своего сына, до сих пор вызывает слезы. Надо сказать, что одну их международных наград Коротков получил в Германии. Немцы предложили ему в виде материального подарка на выбор - деньги или фотоаппарат. С.И. выбрал, конечно, фотоаппарат и был счастлив и горд.

В 1959 году Мартын Иванович начал строительство нового дома, проект которого выполнил его брат - знаменитый архитектор Мирон Иванович Мержанов. У него был большой опыт строительства правительственных дач на Черноморском побережье - дача Сталина в Сухуми, в районе Синопа, дача Сталина на Холодной речке. Кстати, эту дачу он проектировал и осуществлял архнадзор будучи заключенным. Кроме того он был автором проекта "Ворошиловского" санатория в Сочи.

Наш дом был несколько скромнее. Первый этаж включал в себя большую веранду, гостиную с камином, небольшую спальню для гостей, большую кухню из которой шла лестница на второй этаж. Там помещалась большая спальня - кабинет М.И с выходом на верхнюю веранду, открывавшую потрясающий вид на море и на Сухумскую бухту, на закат солнца в море и лунную дорожку! Была там и крошечная спаленка "под сводами" с горизонтальным окном, выходящим на горы, так что можно было рано утром наблюдать, как солнце выкатывается из-за гор. Когда вы поднимались на второй этаж, ваше внимание привлекала надпись на стене - "Приходите и завтра!"

В старом домике, где была одна комнатка и веранда "огонёк" исходил от гостеприимных хозяев, а в новом - приходили уже и "на камин".

Со временем берег стал застраиваться дачами. Борис Андреевич Лавренев купил у кого-то их крестьян мазанку. Это был подарок его любимой жене - Елизавете Михайловне, которую близкие звали Зайкой. Участок выходил прямо на пляж, дом стоял в глубине участка. В доме были две комнаты, кухонька. В одной из комнат она поставила маленькую голландскую печку, на диване и креслах лежали подушки, вышитые розами на черном фоне, ее работы. Небольшая часть участка рядом с домом была защищена от дождя и солнца легким навесом, под ним стояли шезлонги. Вокруг него росли дивные пальмы, самшит и еще какие-то деревья, которые скрывали домик и жизнь его хозяйки от любопытных глаз. А за домом Елизавета Михайловна посадила дивный розовый сад. Каждое утро она совершала заплыв (причем с ранней весны до поздней осени). Днем ходила в соседний дом отдыха "Агудзера" на тениссные корты и играла в теннис. Сам Борис Андреевич прожил там недолго - его укусила какая-то гульрипшская бродячая собака, пришлось делать уколы, которых его организм не перенес.

С этим домом и самой Елизаветой Михайловной у меня связано одно воспоминание. Однажды, в конце 70-х годов, ранней весной (в начале марта) я получила телеграмму от Правления колхоза им Руставели с требованием явиться через три дня на общее собрание колхозников по поводу отъема земельного участка. Надо сказать, что после смерти Мартына Ивановича ежегодно мня мучили - все время то хотели отобрать дом (т.е. купить), то отобрать участок. Так что я не очень удивилась, но все же позвонила Елизавете Михайловне чтобы проверить, не получала ли она тоже такой телеграммы. Оказалось - получила и собирается лететь туда. Уже легче. Но как же лететь, я ведь работаю, а это рабочий день. Она уговорила меня лететь вместе с ней. И вот мы прилетаем в Сухумский аэропорт за два часа до начала собрания. Едем на такси мимо правления, останавливаемся и пройдя к председателю, говорим ему, что мы - вот они, здесь, сейчас заедем домой и приедем к началу собрания! А он нам - "А собрание отменили вообще". Как потом мы узнали, тбилисские писатели, к тому времени наши соседи по берегу, получив такие же телеграммы, возмутились, позвонили или пошли в правительство и…. все это мероприятие отменили.

И вот мы в Раю - все побережье желтое от буйно цветущей мимозы, море спокойное синее, синее, чайки над ним белые, тишина такая, какой никогда не бывает летом, и, самое главное, ничего не отбирают и опять можно какое-то время не думать об этом! Но мне нужно улетать. Это была пятница, а я в понедельник должна быть на работе. А пока мы сидим на участке у Е.М. в шезлонгах, с закрытыми глазами растворяемся в полном счастье. Она уговаривает меня пожить еще несколько дней, и лететь в среду или четверг вместе с ней. "Ну что работа, Олечка - говорит она - работа никуда не денется, Вы потом сделаете все еще лучше, а таких дней, как сегодня, может быть и не будет никогда!" Я сижу и не могу пошевелиться и ни о чем другом, кроме того, что я в Раю, не могу думать. И вот в этой абсолютной тишине я слышу какие-то странные звуки - не то щелчки, не то тихие хлопки, открываю глаза и вижу - это лопаются почки на дереве над нами и их "одежда" сыплется на нас. Она была права - такого со мной больше никогда не было, даже в Поленово. Я улетела вместе с ней, работа никуда не делась, я помню этот день всю жизнь.

Позднее, в условиях "рыночной экономики" Елизавета Михайловна, жившая в Москве в небольшой квартире в "Доме на Набережной" (опять на Набережной!), продала эту квартиру и на вырученные деньги издала полное собрание произведений своего мужа. Благородный покупатель разрешил ей жить в этой квартире до конца ее дней.

Со временем, когда уже был построен пансионат "Литературной газеты", оттуда приходили сразу компаниями. Конечно, очень трудно вспомнить всех, кто жил или побывал в этом доме с начала 50-х до начала 90-х годов. Но мы постараемся.

© 2001-2024

Не больше и не меньше! В отличие от своего знаменитого и одиозного тезки, заведующий магазином не был ни Заместителем Председателя Совета Министров СССР, ни Кандидатом в члены ЦК ВКП(б), ни Членом ЦИК СССР, ни Председателем Спецкомитета №1, ни Депутатом Верховного Совета СССР, ни Маршалом Советского Союза, ни Героем Социалистического труда, ни кавалером 5 орденов Ленина и прочая, прочая, прочая... Заведующий магазином не был даже мужчиной! Заведующий магазином Л.Берия - была женщиной, и звали ее Ламарой!

Внутреннее убранство магазина отдаленно напоминало волшебную лавку из сказок Андерсена или фантастических рассказов Уэллса: тишина, полумрак, таинственное и многозначительное молчание продавца, странные полки от пола и до потолка и жгучее желание приобрести что - нибудь странное и необычное.

При этом, торговали там самым обычным товаром, как то: макароны, крупы, мука, различные консервы, соль, сахар, спички, масло, хозяйственное мыло, свечи и многое другое из списка товаров повседневного спроса. Кстати, запах хозяйственного мыла в сочетании с запахом кукурузной муки доминировали в богатой палитре запахов магазина. Но это все - лирика. А, физика заключалась в том, что главным и основным товаром магазина был - знаменитый и легендарный Гулрипшский хлеб, который в народе был еще известен как Драндский!

Тому, кто никогда его не видел и тем более не пробовал на вкус, понять это будет не просто. Хлеб был круглой формы в виде каравая, 40-45 сантиметров в диаметре и высотой около 10-12 сантиметров с толстой, приятно хрустящей корочкой. Продавали его, почти всегда, в теплом виде. От него исходил непередаваемый аромат, что хотелось съесть его прямо сейчас. Мучительно сложно было устоять перед соблазном отщипнуть от него кусочек!

Между прочим, хлеб стал первым предметом, за которым меня стали отпускать из дому одного, без сопровождения взрослых. Часто мы ходили за хлебом небольшой компанией соседей по даче и их гостей или родственников и друзей, гостивших у нас, и тогда, степень риска донести свежий хлеб до дома в его первоначальной конфигурации - резко возрастала.

Хлеб славился далеко за пределами Гулрипшского района и слава его была вполне обоснованной. Он великолепно сочетался в отдельности со сливочным маслом, сыром, огурцами, аджикой и даже колбасой. А в сочетании со всеми перечисленными продуктами одновременно - равных ему не было! Совершенно отдельной темой проходило употребление теплой горбушки хлеба с лимонадом!

История не сохранила имени человека первым испекшего этот хлеб, но зато сам хлеб уже стал символом простого и настоящего вкуса! А поход за ним превратился в некий обязательный и приятный ритуал для нашего дружного прибрежного анклава.

Лето, жара, с моря дует легкий бриз, воздух благоухает магнолиями... Ты идешь в легкой одежде за хлебом. Входишь в магазин - как будто ныряешь в иной мир. Ламара - немолодая, грузная женщина смотрит добрыми глазами, выражающими готовность исполнить любые твои покупательские желания. Как заправский волшебник, ловким движением руки она извлекает из бездонных недр прилавка невероятно мягкий, теплый каравай хлеба и бережно его тебе вручает. Руки ощущают его мягкость и теплоту, и ты не можешь надышаться его ароматом.

Вынырнув, как из под воды, ты выходишь из магазина на улицу и с легким душевным трепетом идешь обратной дорогой. Подходя к дому возрастает торжественность момента - ты несешь хлеб, как символ победы гастрономической поэзии над рутинной прозой дня. А твои домашние, ждут появления хлеба с нетерпением и тайным ликованием, ибо хлеб в доме - великий праздник жизни!

© 2001-2024

Получив разрешение, Константин Михайлович сначала построил гараж с двумя жилыми комнатами, а затем в начале 1950-х годов и небольшой дом, состоявший из первого жилого этажа и небольшого кабинета с открытым балконом на втором этаже. Симонов часто приезжал туда и оставался на несколько месяцев, много и плодотворно работая, общаясь с абхазскими литераторами и выступая перед общественностью. Нередко с ним приезжала жена - известная советская актриса В. Серова, а также сын Алексей и приемный сын Анатолий Серов.

На первом этаже дома был балкон с видом на море. Поскольку дом был летним, то для обогрева в холодную погоду был предусмотрен камин и дровяная печь, а на участке, неподалеку от дома был обустроен простой колодец с питьевой водой. В архиве моего отца сохранились фотографии многочисленных гостей и друзей Симонова в доме, на балконе и у колодца. Этот колодец застал и я, хотя к тому времени по назначению он уже не использовался.

После смерти И.Сталина и последовавшей за этим десталинизацией страны, у К.Симонова, которого, как и многих других деятелей культуры считали сталинистами, возникли определенные сложности во взаимоотношениях с партийной верхушкой страны. В результате этого в 1962 году, его в добровольно-принудительном порядке отправили на работу в Среднюю Азию, подальше от Москвы. Фактически - это была ссылка. В связи с этим, а может быть и по другим причинам, дачу в Гулрипше он решил продать, с чем и обратился к моему отцу - поэту, писателю, партийному и государственному деятелю И. К. Тарба. Мой отец приобрел у Константина Михайловича этот дом и участок. Когда Симонов вернулся из этой ссылки, то он не забыл этот уютный уголок в Абхазии и приобрел там небольшой домик, в сотне метров от своей прежней дачи, снова став жителем села Гулрипш и заодно нашим добрым соседом.

Таким образом, мои родители обзавелись дачей, а вскоре на свет появился и я. В моей зрительной памяти, как на фотопленке отпечатался эпизод, как меня, еще не умеющего самостоятельно ходить, привезли на дачу и положили на кровать в кабинете отца. Я лежу и разглядываю пластмассовый абажур под потолком. Он был белого света и по всей длине окружности был обтянут сетчатым материалом, в цветовой палитре которого преобладали темно-синие и бордовые тона. Абажур висел в кабинете вплоть до начала войны в Абхазии. Уже давно нет моих родителей, нет этого дома и нет абажура, а память продолжает хранить картинку из далекого детства в мельчайших подробностях!

После приобретения дачи, отцу как депутату Верховного Совета СССР, разрешили прибавить к участку еще немного земли, в результате чего, участок приобрел правильную прямоугольную форму. Помимо этого, был немного достроен сам дом, а именно, на открытом балконе второго этажа был возведен более просторный кабинет с видом на море и новым балконом, под общей крышей. К тому же периоду относится и подведение к участку водопровода и устройство летнего душа. А в центре двора была построена самая настоящая абхазская пацха, с кровлей из дранки.

Теперь расскажу немного о том, что из себя представлял дачный участок. В плане то был прямоугольник со сторонами 80х70 метров, обращенный длинной стороной к морю, до которого было метров 25-30. Прямо перед забором проходила грунтовая дорога, которая с одной стороны приводила к дому отдыха "Агудзера", а через него и в сам поселок Агудзера, а другая ее сторона приводила к дому отдыха "ВАСХНиЛ", где поворачивая влево на 90 градусов и удаляясь от моря, через два километра приводила к шоссе Сухум-Очамчира.

Во время моего детства она была грунтово-песчаной и когда по ней проезжали автомобили, из под колес поднималось густое облако пыли, которое медленно оседало на кустах акаций. Со стороны этой дороги дача была огорожена обычным штакетником, а с боковых сторон и с тыла - сетчатым забором, за которым простирались кукурузные и табачные плантации местного колхоза. Вдоль условных боковых оград разграничивающих соседние участки были высажены ореховые деревья и бамбук.

Как я уже отмечал, на участке стояла настоящая пацха. В ней был земляной пол, и как положено, в центре находился очаг. Мощные балки-перекрытия, опорные столбы, стропила и двери были сделаны из каштана, а стены сплетены из ореховых прутьев толщиной с человеческий палец. В одном из углов пацхи был зарыт в землю глиняный сосуд с вином, а внутренние стороны стен были завешены шкурами животных. Над очагом свисали прочные старинные цепи особенного абхазского плетения - символ семьи и дома, на которые вешали котлы для приготовления пищи. А выше, прикрепленная к балке висела деревянная решетка из толстых прутьев лесного ореха, на которой коптили сыр и мясо. К стенам крепились деревянные полки для хранения глиняной посуды, кувшинов, горшков и прочей кухонной утвари.

В дальнем от очага углу пацхи находилась деревянная лежанка, на которой можно было отдохнуть или вздремнуть, укрывшись мохнатой буркой... Столами служили широкие деревянные лавки, которые, перед приходом гостей каждый раз выскабливались добела. Лавки пониже служили посадочными местами. Дымохода как такового не было, весь дым выходил через специальные "окна" в крыше. В пацхе были две двери: так называемая "верхняя"- для гостей и "нижняя" - для членов семьи.

На участке было две высокие беседки с виноградом сорта "Изабелла". Одна из этих беседок располагалась у внутренней стороны дома, а под ней, на ровной бетонированной площадке стоял овальный стол, а вокруг него широкая лавка и стулья. Здесь, под живым навесом из винограда, в хорошую погоду семья завтракала и ужинала. В вечернее время, по завершению ужина, посиделки перемещались на балкон первого этажа, где за чашкой кофе и душевной беседой любовались закатом солнца и часто засиживались до глубокой ночи.

По левую руку от пацхи, если смотреть в сторону моря, был разбит большой фруктовый сад, в котором произрастали груши, персики, несколько сортов яблонь, черешня, хурма, лимоны, инжир и орехи. В саду также росли сливы, мушмула, фейхоа и несколько кустов мандарин. Отдельно хочется упомянуть о яблоках знаменитого сорта "Шампанское". Небольшие, но очень плодовитые яблони, ежегодно давали такой урожай, что их не успевали консервировать, сушить, варить варенье, раздавать родственникам и близким и просто съедать! Яблоки были все как на подбор, золотисто-красного цвета, упругие и хрустящие. При разломе такого плода на две части, его мякоть при соприкосновении с воздухом издавала шипение - отсюда и произошло оригинальное название этого сорта!

Помимо фруктовых деревьев на даче было много декоративных насаждений. Среди них выделялись своими размерами причерноморские сосны, с огромными шишками, которые очень нравились отдыхающим окрестных здравниц, особенно сибирякам, знающим в них толк. Размеры местных шишек вызывал у них неописуемый восторг. Кроме сосен здесь были кипарисы, магнолии, и пальмы - финиковые, банановые и пробковые, множество вьющихся растений, а так же неисчислимое количество разнообразных декоративных кустарников, высаженных заботливыми руками Мамы.

Самым красивым и эстетичным местом на даче по праву считалась передняя часть (обращенная к морю) участка, заложенная еще Константином Симоновым. Она представляла собой травяную поляну, по краям которой росли сосны, пальмы и магнолии. Многочисленные отдыхающие, прогуливаясь по дороге и проходя мимо нашего дома, усердно искали упавшие шишки. Обнаружив таковые в траве у забора, приходили в радостное состояние и уносили их с собой в качестве сувениров. Нередко я собирал шишки по всей территории дачи и на радость отдыхающим специально разбрасывал их вдоль забора.

Значительная часть территории участка была покрыта ковром самой обычной травы. Травы было много и поэтому ее приходилось течение летнего сезона дважды выкашивать. Для этого приглашался кто-нибудь из соседей, проживающих в селе и имеющих корову или иную скотину. После каждого такого укоса участок приобретал ухоженный и нарядный вид.

В конце сентября, когда становилось прохладно, дача закрывалась на все замки до следующего лета. Из разговоров родителей я слышал, что зимой, в дом периодически проникали воры и превращали все подушки, одеяла и матрасы в груды изрезанного тряпья. Искали деньги, которые по их разумению, должны быть зашиты в постельные принадлежности. В поисках тех же денег воры перетрясли все книги в отцовской библиотеке. Позже, были задержаны лица, которые грабили соседские дома и дачи в нашем поселке, среди них были и те, кто не раз проникал и в наш дом. Ими оказались повзрослевшие дети проживавших в селе жителей.

Помню, как однажды к нам пришел отец одного из задержанных воров и со слезами на глазах умолял отца не допустить осуждения его сына, мотивируя свою мольбу тем, что у его сына маленькие дети. Не знаю чем все это закончилось, но после этого случая, какое-то время в дома наши никто не забирался. Но потом, все повторялось заново. Для меня сама мысль зашивать деньги в подушки и матрасы и или прятать в книгах - была какой-то дикостью. Возможно, в окружении этих людей именно так и поступали, пряча нечестно заработанные деньги.

Случилось так, что мне ни разу не пришлось бывать на даче зимой, и у меня сложилось четкое представление, что в Гулрипше всегда лето, потому что, как я туда не попаду - там всегда солнце и море! По мере взросления, мои догмы подвергались эволюционным изменениям, в результате которых, в мире становилось все меньше чудес и, соответственно, увеличивалась доля явлений, происходящих в полном соответствии с законами физики. Будучи учеником восьмого класса, я впервые попал на дачу зимней порой.

Самое большое потрясение это - почти мертвая тишина! Непривычно было видеть закрытые соседские дома, нашу улицу без отдыхающих и без волочащихся за ними местных бездельников, даже самолеты, вылетающие из аэропорта, как-то долго и нудно набирают высоту. Голые фруктовые деревья в саду выглядят непривычно. Вокруг какая-то пустота и вокруг почти нет ярких красок... Даже море, всегда такое живое и интересное - зимой стоит какое-то притихшее... Особенно непривычно было видеть высокие тополя без листвы на фоне вечнозеленых сосен и кипарисов. Кажется, что тополя стоят в некотором смущении, стесняясь своего вида.

В раннем детстве я был слабым и болезненным ребенком. Постоянные насморки, ангина и сопли - были моими неразлучными спутниками. Но однажды, когда мы были на даче, к нам, по-соседски, зашел Константин Симонов. Отец поделился с ним своими переживаниями в отношении моего здоровья. Терпеливо выслушав моего отца, Константин Михайлович, первым делом велел снять с меня сорок одежек и теплые носки. Затем, взяв меня на руки, пошел к морю. Под причитания родителей он вошел в воду и долго плавал со мной, сидящим у него на плечах.

В последующие дни, понемногу, он стал учить меня плавать самостоятельно, постепенно приучая к морю, чего, в итоге и добился в сравнительно короткий срок. Кроме того, он, как многоопытный и умудренный жизнью человек и сам - отец большого семейства, посоветовал родителям удалить мне гланды, которые мешали мне нормально дышать. После того как мне удалили эти злополучные гланды, ситуация с моим здоровьем резко изменилась. Я вообще перестал болеть и все летнее время больше времени проводил в воде, чем на суше, постепенно превращаясь в человека - амфибию! Благодаря Константину Михайловичу, морю и постоянному хождение босиком по земле, мой организм получил такую закалку, что запас этого здоровья я ощущаю до сих пор!

Теперь пришло время рассказать о людях, с которыми мы делили наше солнце и море.

Если встать лицом, обращенным к морю, то по левую руку от нашей дачи находился красивый большой дом с каменным забором и чудесным двором с садом. Вся эта красота принадлежала выдающемуся поэту, одному из основоположников грузинской советской поэзии Карло Ражденовичу Каладзе. Карло Ражденович бывал здесь только в летние месяцы, часто с семьей - женой Гульнарой, красивой и изысканно тонкой женщиной, сыном - художником Гульдой и дочерью - Майей.

Во время их пребывания на даче, на нашей улице наступал продолжительный праздник. Дом их был гостеприимен и щедр. Великолепные застолья с множеством знатных гостей продолжались непрерывной чередой до самого их отъезда. Дом, в котором они жили, был облицован морским камнем, в том числе и большими валунами. Благодаря этому, даже в самое жаркое время в нем была приятная прохлада. При входе была большая стеклянная дверь, проем которой был украшен "занавеской" и тончайших полых бамбуковых веточек, которые, при малейшем дуновении ветерка, соударяясь друг о друга издавали приятное пощелкивание, которое действовало успокаивающе.

Пол первого этажа был выложен большими плоскими камнями. Из них же был сложен и камин. Несмотря на то, что в доме было немного мебели, он был просторным и уютным. На втором этаже находился кабинет хозяина с большим балконом, выходившим на море. Кроме этого, на втором этаже было несколько жилых комнат и боковой балкон, где радушные хозяева принимали гостей. Стена дома выходившая на этот балкон была особенной. На ней, в виде шаржей, были изображены все обитатели нашего маленького анклава, имевшие отношение к литературе.

Между нашими участками была небольшая калитка, которая никогда не запиралась и мы всегда через нее ходили в гости или за колодезной водой, а мне дозволялось так-же играть в свои игры и на территории дачи Каладзе.

Перед домом была большая травяная поляна, главными достопримечательностями которой были огромные, с рост человека и емкостью приблизительно в пятьсот литров, глиняные сосуды. Они лежали на траве и своим видом создавали неповторимый колорит.

Карло Ражденович был первым из обитателей поселка, кто построил забор из морского камня. Получилось очень красиво и уместно. Он, так же первым, кто заасфальтировал участок дороги напротив своего дома, чем избавил свой двор от туч пыли, которые поднимались после проезда каждого автомобиля. Я хорошо его помню: он был крупным, импозантным мужчиной, с правильной осанкой и выразительными чертами лица. Часто я видел, как он стоял у своего знаменитого забора, облокотившись одной рукой на его верхнюю грань, а другой рукой подпирал свою большую, седую голову и задумчиво глядел, как багровое солнце медленно садится в море...

Дальше, за дачей Каладзе, так же проживали люди, как местные, так и те, кто приезжал только на лето, но о них я расскажу отдельно.

Если вновь обратиться лицом к морю, то по правую руку от нашего дома долгие годы находился густо заросший участок, который в середине 1970-х годов приобрел и построил там дом выдающийся русский поэт Евгений Александрович Евтушенко.

Дом был двухэтажным, со всеми необходимыми городскими удобствами и отоплением. В ту пору он был женат на своей английской жене Джаннет, и у них было двое малолетних сыновей. Несколько раз в год ему удавалось вырваться в Гулрипш, где он с большой страстью и упоением работал. А летом, все его семейство находилось здесь достаточно долго, что вызывало особенный интерес у отдыхающих окрестных домов отдыха. Еще одной его страстью был большой сад, который он заложил своими руками и очень им гордился, трепетно заботясь о его развитии.

Дом всегда был полон гостей, часто накрывались обильные столы, звучали песни и вино лилось рекой. Широко известный и уважаемый всеми поэт Евгений Евтушенко, который не нуждается в дополнительном представлении нашим читателям, для меня был просто дядей Женей, которого я знал с раннего детства и поэтому, входил в его дом без приглашений и имел счастливую возможность запросто общаться с одним из талантливейших поэтов России и ее большим патриотом!

За дачей Евтушенко находился, пожалуй, самый оригинальный дом на всем нашем побережье - дача Мержановых. Глава семейства - Мартын Иванович Мержанов, основатель и бессменный редактор популярнейшего советского спортивного еженедельника "Футбол", известный спортивный журналист и автор нескольких книг воспоминаний. Личность его заслуживает написания отдельной книги, ибо в его судьбе переплелись история огромной страны и беззаветная любовь к футболу, которую он пронес как знамя через всю свою жизнь. В годы Великой отечественной войны Мартын Мержанов был военным корреспондентом газеты "Правда", прошел нелегкими дорогами войны от первого и до последнего дня. На завершающем ее этапе принимал участие в штурме Берлина и присутствовал при подписания акта капитуляции фашистской Германии.

Об этих исторических событиях, очевидцем и участником которых ему довелось стать, в послевоенное время он посвятил ряд книг. Но все же, главным в его жизни был футбол! Из под его пера вышел ряд интересных книг, на страницах которых, он вдохновенно исполнил торжественную оду любимому виду спорта и представил целую галерею портретов выдающихся спортсменов, оставивших заметный след в его истории.

Необходимо заметить, что дачу эту спроектировал родной брат Мартына Ивановича - Мирон Иванович Мержанов, выдающийся советский архитектор, автор проектов нескольких Сталинских дач, в том числе и дач Сталина на территории Абхазии. Кроме того, он был широко известен как автор санаторно-курортных комплексов, создавших неповторимый облик города-курорта Сочи, а так же, как автор эскизов золотой звезды Героя Советского Союза и золотой звезды Героя Социалистического труда!

Мартын Иванович приобрел этот участок у Бориса Горбатова, которому врачи не рекомендовали местный климат, и приезжал сюда отдыхать и работать, как один, так и со своей семьей, состоявшей из дочери - Ольги Мартыновны, зятя - Анатолия Викторовича и внука Павла. С ними у нашей семьи были особенно теплые отношения, которые продолжаются и сегодня, а с Павлом Анатольевичем мы дружим уже более сорока лет!

Погостить сюда приезжали многие известные творческие личности. Атмосфера добра, гостеприимства и творческого вдохновения привлекала сюда многих людей, чьи имена хорошо были известны в стране. Уюта и тепла в этом доме хватало всем! Мартына Ивановича я застал уже в преклонном возрасте, и тогда я еще не знал о нем столько, сколько знаю сейчас. Для меня он был Мартыном Ивановичем, нашим соседом и дедушкой моего старшего друга Павлика. Но мне не забыть никогда того, с каким искренним уважением к нему относились мои родители! Много раз мне выпадало счастье видеть вблизи этого мудрого человека, сидящим в кресле на балконе дачи и любующимся морем или панорамой зажигающего огни вечернего Сухума...

Чудо, под названием фотография, сохранило для нас уникальный снимок. На том самом балконе, который так любил хозяин дома, по-братски обнявшись, стоят и улыбаются добрые друзья и соседи - Константин Симонов, Мартын Мержанов и Иван Тарба!

Через несколько домов местных жителей, находился небольшой и совсем неприметный домик, который приобрел себе Константин Симонов, о чем я рассказывал ранее. Он обустроил его для работы, куда с большим удовольствием приезжал. Многие из его произведений ставших классическими созданы именно здесь. Ему хорошо работалось в простых условиях быта, рядом с друзьями и морем, до самых последних дней.

А вот, сразу же за дачей Симонова построил себе дом выдающийся писатель и общественный деятель, человек большой души Нодар Владимирович Думбадзе. Нет особой нужды представлять его читателям. Его помнят и любят все, кто хоть раз прикоснулся к его творчеству, а его произведения до сих пор не потеряли актуальность и несут людям юмор и тепло, заставляют плакать и смеяться одновременно. В этом месте он черпал силы и вдохновение, которые затем превращались в страницы его мудрых книг!

Еще чуть поодаль от дачи Думбадзе, находилась дача основоположника абхазской письменности и литературы Дмитрия Иосифовича Гулия. Дом с участком посреди эвкалиптовой рощи был подарен ему правительством Абхазии в конце 1940-х или начале 1950-х годов. В последние годы жизни Дмитрий Гулия постоянно проживал здесь.

В гости к патриарху всегда приезжало множество людей со всей страны, дом всегда был полон гостей и родственников.

Часто сюда, к своему отцу приезжал из Москвы его сын - знаменитый писатель Георгий Дмитриевич Гулия, который пошел по стопам отца и проложил в литературе свой собственный стиль, став крупным прозаиком - романистом, известным в нашей стране и далеко за ее пределами. Я не застал Дмитрия Гулия, он скончался здесь, на своей даче, задолго до моего рождения, но в детстве я был вхож в этот дом, так как дружил с его внуком, тоже Гергием, как и его отец. Сегодня, Георгий Георгиевич Гулия - известный и уважаемый в России и в Абхазии журналист, один из руководителей информационного агентства "ИНТЕРФАКС".

Уважаемый читатель, я попытался немного рассказать о тех наших соседях, которые посвятили свой талант литературе и журналистике и внесли в них свой весомый вклад. Помимо этих личностей, на побережье проживали и другие интересные люди, например, широко известный скульптор-монументалист Зураб Церетели и многие другие.

Немного отвлекаясь, хочу заметить, что на всем черноморском побережье Кавказа не сыщется еще одно такое место, где бы на столь компактной территории в одну улицу с несколькими домами, можно было бы встретить такое количество знаменитых и известных имен, пребывающих в гостях у хозяев, с не менее известными и знаменитыми именами! Правду говорю, можете проверить... Надеюсь, что теперь у Вас создалось некоторое впечатление о том, в каком кругу и в какой атмосфере прошло мое детство на этом благословенном клочке земли, что омывается теплыми волнами Черного моря, расположенном в одном из самых удивительных уголков Земли под названием Апсны!

Вернемся к нашему повествованию. В середине 1970-х годов, неподалеку от нас, Литературным фондом СССР был построен дом творчества писателей и литераторов издательства "Литературная газета". В сравнительно короткий срок, дом творчества стал весьма популярен в литературной среде. В разное время здесь отдыхали и работали все известные литераторы страны, которые во время своего пребывания там, заходили в гости к своим коллегам и друзьям, владевшим дачами практически по соседству с домом творчества, что, безусловно, добавляло колорита нашей большой и дружной компании. В честь многих из тех, кто отдыхал в доме творчества, местные коллеги на своих дачах устраивали импровизированные праздники, банкеты и дружеские посиделки.

Нам, детям и уже подросткам, "Литературная газета" запомнилась еще тем, что в ее кинозале показывали кино, которое вносило в нашу жизнь определенное разнообразие. Именно в этом кинозале я посмотрел почти все фильмы с участием Луи де Фюнеса, Анни Жирардо, Бельмондо, Челентано, Ришаром и Депардье и другими звездами мирового кино. Сеанс проводился в вечернее время и после его окончания, мы, плотной компанией возвращались домой, шлепая босыми ногами по нагретому за день асфальту, обсуждая наиболее интересные эпизоды из фильма.

К концу 1980-х годов "Литературная газета" приобрела колоссальную популярность и попасть туда в летнее время стало весьма непросто. Можно сказать, "Литературная газета" составила достойную конкуренцию таким известным и традиционным местам отдыха литераторов СССР как Переделкино, Коктебель или Рижское взморье!

Родители мои, при всей их занятости в творчестве, на государственной и общественной службе, были людьми гостеприимными и каким-то чудесным образом находили время для приема многочисленных гостей и родственников. В летнее время на даче довольно часто накрывались столы, приходили гости, соседи, приезжали многочисленные родственники и друзья родителей, пели песни, общались и вообще весело проводили время и, конечно же выпивали! Неизменным успехом пользовались посиделки в абхазской пацхе, у живого огня. К столу подавали огнедышащую мамалыгу с сыром, мясо, горячую фасоль, овощи и зелень с собственного огорода, фрукты и холодное вино в глиняных кувшинах.

Сложно перечислить всех тех, кто бывал в доме. Постоянными гостями здесь были Константин Симонов и Мартын Мержанов, Карло Каладзе, Нодар Думбадзе и Евгений Евтушенко с семьями. Частыми гостями здесь были абхазские поэты и писатели, артисты, ученые и другие представители творческой интеллигенции. Нередко сюда заглядывали Георгий Гулия, Белла Ахмадуллина, Римма Казакова, Наум Коржавин, Надежда Кондакова, Арчил Гомиашвили и многие, многие другие творческие люди Абхазии, России, Украины, Северного Кавказа, Грузии и других уголков страны. Страстным поклонником Абхазии и большим другом нашей семьи был Владимир Алексеевич Солоухин, который часто приезжал к нам, подолгу жил и работал у нас на даче.

А какое здесь море?! Дно каменистое, что гарантирует чистоту и прозрачность воды, уже в пятидесяти метрах от берега оно переходит в песчаное. Профиль дна - пологий и предсказуемый, но иногда, на удалении, приблизительно, с километр от берега, можно наткнуться на песчаную банку - естественную песчаную отмель, где глубина может достигать всего лишь двух-трех метров. Это - так называемые блуждающие банки, обычное явление в этих местах.

Сегодня она есть, а через пару дней ее уже не будет, размоет течением! На дне таких банок встречаются самые крупные в этих местах рапаны, которые пользуются большой популярностью у туристов, как лучший сувенир, в память о пребывании на Черном море! Вблизи берега, под водой можно встретить множество крабов, морских коньков, рыбу-иглу и черноморских креветок. Местные жители ловили здесь кефаль, ставриду и барабульку. А с самого берега, на обычную бамбуковую удочку можно было наловить бычков. В этих водах обитают дельфины, которые, ко всеобщему восторгу отдыхающих часто показывают себя людям.

По большей части море здесь спокойное, но случаются и штормы. Как правило, с утра, перед наступлением шторма, у самого берега, видимо о чем-то совещаясь, собираются большие стаи медуз, которые после обеда внезапно исчезают. Идеально ровная с утра линия горизонта, после полудня становится ломанной. Появляющийся с моря ветерок понемногу усиливается и к вечеру поднимает небольшую волну, а цвет моря с синего меняется на зеленый. Тем временем, волны становятся выше и длинее, а на их гребнях появляются первые пенные "барашки". К ночи шум прибоя слышен даже в доме, отчетливо воспринимаются даже удары волн о берег и откат отходящей воды.

К утру следующего дня, шторм создает непрерывный шум и "гуляет" во всю свою мощь! Волны высотой от 3 до 5 метров и длиной в 70-80 метров, бесконечной чередой идут к берегу. "Барашки" начинают заворачиваться в 50-60 метрах от берега и пенным буруном, стараясь опередить волну, несутся к берегу. Купаться в таком море - одно удовольствие! Особенно это здорово, если есть надувной матрас или камера от грузового автомобиля. Однако, людям не уверенно плавающим в воде и под водой заходить в такое море не советую.

Стихия прекрасна, но слепа. Накрывающая волна несет с собой мощный поток гидравлической турбулентности, которая переворачивает и швыряет пловца в разные стороны, обрушивая на него большие массы грохочущей воды, а часто и камней, поднятых морским вихрем с самого дна. Мало того, верхний слой набегающей волны тянет плывущего к берегу, а нижний слой, коварно утягивает его вглубь моря. Отважившимся плавать в таком море, необходимо обладать тренированным телом, хорошей реакцией, сильными мышцами рук и ног, и обязательно владеть приемами задержки дыхания, и только тогда, они получит незабываемые впечатления от пребывания в штормовом море!

Во время шторма, прибрежная полоса пляжа сильно меняет свои привычный вид, превращаясь из галечного в широкую полосу прибоя из мельчайших камешков, чуть крупнее обычной песчинки. Накатывающая волна сильно бьет по стоящему в полосе прибоя человеку, норовя сбить его с ног и утащить под вал следующей волны. А в это время, от набегающих волн по всему побережью слышен грохот, который при порывах ветра переходит в настоящий рев! Летний шторм обычно длится два или три дня и потом, внезапно стихает ветер, горизонт вновь становится ровным и четким. Волны, буквально за несколько часов теряют свою силу, и море, успокаиваясь, вновь становится тихим и ласковым.

Интересна палитра цветов штормового моря: от коричнево-серого у берега идет широкая полоса изумрудно-зеленого цвета, за которой до видимой середины моря вода голубого цвета, а уж затем, море до самого горизонта - темно-синего цвета. Замечу, что цвет моря, во многом зависит от плотности и температуры воды, но когда на море стоит штиль, то его цвет, как в зеркале, полностью повторяет цвет неба, а по ночам в море фантастически красиво отражается звездное небо!

В зимнее время штормы еще более сильны и продолжительны, но оценить их красоту и прелесть некому... Холодно, однако! С пляжа открывается великолепная панорама Сухума и всей бухты. В хорошую погоду отлично просматривается прибрежный бульвар города, крупные здания, морской порт и маяк. А над городом нависают горы, а за ними еще горы, потом еще более высокие горы... За сухумским маяком хорошо различим характерный изгиб Иверской горы, в глубоких недрах которой, хранит свои сокровища знаменитая Новоафонская пещера.

Этот пейзаж особенно красив летом, во время заката, когда утомленное дневным зноем солнце, где-то там, у самого горизонта, медленно погружается в теплые воды моря. А когда на землю опускаются сумерки, город зажигает свои огни и они, сверкают в темноте разноцветным бисером веселого карнавала. В это время, высоко в небе, огромные россыпи крупных звезд, под аккомпанемент падающих с легким шорохом метеоров, начинают свою причудливую ночную феерию. А с кипарисов и сосен, к этому всеобщему веселью присоединяется хоровая симфония тысячи цикад!

Наверно, именно так выглядит райский уголок на Земле!

Летом, в Гулрипше, как во всей Абхазии, да и в остальном мире тоже - нередко бывают короткие, но сильные ливневые дожди. Обычно это случается в июле-августе, когда долгое время стоит жаркая и солнечная погода. Еще с утра ничто, кроме барометра, не предвещает приближение непогоды, но ближе к обеденному времени устанавливается безветрие и отчетливо ощущается духота. Птицы и мелкие летучие насекомые, с шумом проносясь низко над землей, начинают проявлять некоторое беспокойство. Откуда ни возьмись, в небе появляются небольшие кучевые облака, которых, постепенно сменяют тяжелые черные тучи.

Представители домашней фауны, прекращают свою обычную оживленную суету и спешат подыскать себе укромные места, где можно переждать надвигающийся дождь. От туч, уже затянувших весь небосвод, становится темно, и уже слышатся отдаленные раскаты грома. В ожидании ненастья - природа замирает. И вот, начинается дождь. В установившейся тишине, дождь заявляет о себе громким стуком крупных капель по листьям магнолий, винограда и пальмовых деревьев. Плотность падающих капель увеличивается в геометрической прогрессии и почти мгновенно переходит в сплошной поток воды с небес.

На некоторое время шум дождя перекрывает все остальные звуки и неожиданно раздается мощный раскат грома, сопровождаемый яркой вспышкой молнии, озаряющей своим ослепительным светом всю округу. А дождь, между тем, все усиливается, и в виде водопадов стекает с широких вееров пальмовых ветвей. А в доме в это время сухо, тепло и уютно. Очень приятно сидеть в кресле на балконе, и завернувшись в теплый плед наблюдать за буйством стихии. Особенно приятно слушать, как истосковавшаяся по дождю земля, жадно вбирает в себя долгожданную влагу, словно путник измученный жаждой, пьет холодную родниковую воду, большими жадными глотками...

Вечереет. В блеске пляшущих по небу молний, видно как с небес на землю несутся потоки воды, воистину - дождь как из ведра! С этой мыслью, обволакиваемый сладкими чарами Морфея, незаметно засыпаешь. Проснувшись рано утром, видишь яркое солнце и бездонное голубое небо, тут же вспомнив вчерашний вечер, невольно задаешь себе вопрос: а не сон ли это? И только пулей выбежав на улицу и зайдя босыми ногами в уже нагретую солнцем лужу, понимаешь - нет, не сон!

Шло время, я взрослел, в моей жизни происходили изменения. В 1982 году я окончил среднюю школу и, поступив в один из ВУЗов, уехал в Москву. Теперь я мог приезжать на дачу только в летние каникулы. За это время отец вместо привычного забора из штакетника построил забор из морского камня. К этому же времени относится и приобретения стола для настольного тенниса. С его приобретением в нашем доме развернулись настоящие спортивные баталии между мной, соседями, нашими гостями и всеми кто умел играть. Порой, эти состязания носили такой ожесточенный характер и демонстрировали столь высокий накал страстей, что забывались даже каждодневные дела, которые необходимо было постоянно делать.

После того, как я перешел на старшие курсы, отец решил, что мне нужен отдельный дом и надстроил над гаражом еще три небольшие комнаты с балконом. Получился вполне приличный дом, с черепичной крышей из старинной марсельской черепицы. В нем, с самого начала было хорошо и уютно. После завершения учебы я вернулся домой. Вскоре отец приобрел для семьи автомобиль, и после этого, в летние месяцы мы вместе, по утрам, плавали в море и затем уже ехали на работу в город, а вечером, возвращаясь на дачу, первым делом принимали морские ванны, а затем уже все остальное. Уже будучи взрослым, я сумел ощутить всю прелесть жизни в этом чудесном месте. Море, солнце, общение с интересными людьми - это все вместе взятое способствовало снятию дневного напряжения и усталости и придавало сил и жизненного оптимизма.

А в это время, в стране происходили не самые приятные события. Националисты всех мастей, ослепленные безумством своих идей, все сильнее раскачивали ситуацию. В первое время, нас это не касалось, так как все происходило далеко от нашего тихого оазиса, но постепенно эти события докатились и до нас. Местные грузинские неформалы, опьяненные угаром национальной исключительности, столкнули народы, что привело к кровопролитию. По нашему району прокатилась волна грабежей и погромов негрузинских домов.

Это коснулось и нас, но, к счастью, не так сильно. Однако, дом нашего соседа Георгия Гулия подвергся реальному нападению, досталось и ему самому. Через некоторое время, страсти улеглись и внешне все было как обычно, но внутренняя настороженность осталась и даже усилилась. Местная грузинская молодежь стала косо и недвусмысленно на нас поглядывать, как на нечто чужеродное и временное на этом берегу, но открыто трогать нас пока не решались. Вступить в открытый конфликт с нами без поддержки из Грузии они побаивались и поэтому смиренно ждали своего часа. И он наступил 14 августа 1992 года.

Части и подразделения национальной гвардии Грузии с приданной им сворой уголовников и откровенных бандитов, под ликующие вопли местных грузинских шовинистов, радости которых не было предела, вторглись в Абхазию.

Уже после окончания войны я нашел время побывать на даче. Увиденное меня потрясло! После войны и всего того, что с нами произошло, мне казалось, что меня чем-либо удивить уже невозможно. Я ошибался. Такого погрома я увидеть не ожидал. Я бы удивился гораздо меньше, если бы дом был сожжен - война есть война, но здесь был самый настоящий погром и грабеж! Внешне дома стояли как обычно, а вот внутри абсолютно ничего не было - вынесли все! Абсолютно все: мебель, вещи, книги, посуду, сняли окна, рамы, деревянные полы и даже деревянную лестницу на второй этаж, всю сантехнику и коммуникации... Одним словом - остались голые стены, в прямом смысле этого слова.

Еще хуже дела обстояли на остальной территории: были спилены почти все деревья в саду, исчезли огромные сосны и кипарисы, исчезла пацха, исчез, как будто никогда его и не было летний душ... Пройдя дальше по улице, я увидел полностью разоренный и сожженный дом Евтушенко, а так же разгромленные дома остальных соседей. На фоне этого хаоса, практически полностью сохранился дом Мержановых, однако, в последующий год-два его тоже разорили местные мародеры. Такая же печальная участь постигла и все окрестные здравницы, включая дом творчества "Литературная газета", от которого остался разрушающийся остов здания, все больше зарастающий буйной растительностью.

Разглядывая сегодня заросшие участки наших дач и рассказывая друзьям и близким о том, какая здесь была жизнь, порой меня посещает грустная мысль: а было ли это на самом деле? Может быть, мне все это приснилось? Но закрыв глаза, мысленно возвращаешься в прошлое и понимаешь, да, это было! Была наша огромная страна, были люди, которые ее строили и воспевали созданную трудом ее красоту, искренне дружили и душевно принимали гостей!

Такое место не может не возродиться, и оно обязательно возродиться в новом поколении, и снова здесь будет звучать смех, шутки, будут дружить и бегать друг к другу по-соседски наши внуки, снова сюда будут приходить гости, петь песни и вспоминать тех, чьим трудом и любовью было создано и приобрело широкую известность это благословенное место!

Да будет так!

© 2001-2024

Еще будучи школьником я прочел "Друзей из Сакена", и "Скурчу уютную". Помню, как меня охватили чувство причастности к героям этих произведений и большая гордость за то, что я знаком с автором. А позже, уже в студенческие годы, на одном дыхании проглотил "Фараона Эхнатона", "Суллу", "Человека из Афин", "Сказание об Омаре Хайаме" и "Ганнибала сына Гамилькара"! Мне открылся и ожил целый мир древней истории человечества, столь вдохновенно и талантливо отображенный Георгием Дмитриевичем. Передо мной широко распахнул двери огромный пласт истории, щедро описанный мастером мирового масштаба!!!

В середине 1970-х годов, мою маму, Народную артистку Абхазии Этери Когония, назначили директором Сухумского мемориального дома-музея Д.И.Гулиа, который она готовила к официальному открытию и далее руководила им на протяжении ряда лет. Длительный период, почти ежедневно, после занятий в школе я ходил в дом семьи Гулиа, как к себе домой. Мне довелось хорошо изучить этот дом, его запахи, звуки, лестницу на второй этаж, рабочий кабинет хозяина, открытый балкон... Я имел счастье прикасаться к вещам хозяев, рассматривать редкие книги в библиотеке, даже немного посидеть в кресле за рабочим столом основоположника и патриарха абхазской литературы Дмитрия Гулиа! Все, что было связано с семьей Гулиа, для меня стало родным.

А в 1986 году, произошло чудо! Приехав из Москвы в Сухум, на каникулы, я обнаружил в библиотеке отца недавно изданную книжку Георгия Дмитриевича - "Жил-был абхазский мальчик". С этого момента, все мирские заботы отошли далеко - далеко... Два дня меня не интересовали ни море, ни солнце, ни еда, ни вода ни друзья с родственниками! Меня не интересовало ничего, кроме этой небольшой книжки в мягкой обложке! Во всей вселенной остались только книга и я... И больше НИЧЕГО! Что-же написано Георгием Гулиа на страницах этой книги, что загнало меня, молодого и уравновешенного парня, в такое необычное состояние?

Через призму взгляда умудренного жизнью автора я увидел самого себя в детстве!!! Все, что описал Гулиа, было мне настолько знакомо, что я испытал самый настоящий шок! Дом, где прошло детство героев книги, улицы по которым они ходили, детские игры и шалости, бесконечная генерация новых идей, походы по окрестностям города в поисках исторических раритетов, работающий за столом отец, гости в доме, добрая бабушка, соседи и даже морской ветер раскачивающий тополя... Ведь то же было и со мной, в моем детстве!!! Ощущения были настолько эмоцианально яркими, сочными и родными, что перечитывая отдельные фрагменты рассказов, мне казалось, что я слышу даже запахи!

Книга, как скоростной лифт, мгновенно вознесла меня в мое далекое детство - сладкое время чудес и надежд! С того самого дня, когда я впервые взял ее в руки, на протяжении уже почти двадцати лет я не расстаюсь с этой книгой!

Я пишу эти строки сидя за рабочим столом моего отца, а с фотографии на стене на меня смотрит Георгий Дмитриевич, а на книжных полках, что за моей спиной, стоит немало книг, на которых крупными буквами написано - ГЕОРГИЙ ГУЛИА. В городе Сухум есть улица, которая сегодня носит имя его отца. На этой улице есть дом под номером 63. В этом доме жила вся семья Гулиа, здесь же, перед домом, в котором он появился на свет Божий, где прошло его детство и юность, он и похоронен.

Проходя по улице мимо этого дома, не сочтите за труд, почтите поклоном память талантливого человека и достойного сына своего народа.

г.Сухум.14.03.2017г.

© 2001-2024

Летом 1976 года я была в Гульрипше, заходила к друзьям, к семье Смеречанских, но пройти мимо Вашего участка, чтобы посмотреть краем глаза, через забор на то место, где мы долгие годы были живы - здоровы и счастливы, - не смогла. Мне, здоровой дурище, всё казалось, что при новом хозяине всё перестроят так, что ничего не узнаешь, что срубят обе веерные пальмы, росшие у нас при входе в дом, словом, всё неузнаваемо переменится так, что будет больно... Что же испытываете Вы, Павел, и Ваши близкие, видя этот окаменевший ужас войны!! Какая боль постоянно с Вами! Какой Вы мужественный человек, если вопреки разрушению Мира, Вы надеетесь противостоять, выстоять против всех администраций и властей, с одной стороны, против предвидения мудрых стариков, с другой, против мирных абхазцев и против мирных грузин, с третьей...

Словом, дорогой сосед, я помню "доисторические" времена, когда Симонов еще был нашим соседом, жил рядом с нами со своей интеллигентной и изящной женой и с двумя дочерьми, это он позднее перебрался жить на участок тёти Дуси (местные иронически настроенные поселяне уверяли - она рассчитывает, что её обязательно упомянут в качестве своеобразной "Арины Родионовны" будущие мемуаристы Константина Симонова);

когда на даче Вашего дедушки в одноэтажном двухкомнатном (?) домике летом постоянно жил Дмитрий Бальтерманц с супругой и двумя дочерьми, Татой и Ирой, и с жесткошерстным фокстерьером ТаИром;

когда мы брали воду из общего с вами колодца, в который постоянно мусорила своими засохшими стручками огромная акация, в ветвях её жил сонм с виду таких мирных и безобидных синих, зеленых и красных стрекоз, а по вечерам крякали (нет, ревели!) древесные лягушки;

когда весьма округлый Карло Каладзе ездил в Сухуми в малюсенькой машинке;

когда по дороге, в тени акации, дефилировала местная гранд-дама госпожа Веденеева с огромной овчаркой на поводке, по слухам, потомка знаменитого Джульбарса;

когда в Сухуми ходил "челноком" автобус с берега, под железной дорогой, до Гульрипша на шоссе, с конечной остановкой около сухумского рынка;

когда за этой конечной остановкой вдоль берега не было НИЧЕГО, кроме кустарника и вездесущих абхазских борзых свиней и коров.

Если Вам когда-нибудь будут интересны эти "доисторические" времена, я готова повспоминать сама и порасспросить мою матушку, которая, естественно, старинные времена помнит очень даже неплохо.

Но если эти рассказы "покинутой всеми бабушки на ферме неподалеку от мексиканской границы" Вас не интересуют, я со спокойной душой "заткну свой фонтан".

Дорогой Павел, не бойтесь меня - я не графоман, которого хлебом не корми, а дай попить свежей кровушки неосторожно приблизившегося слушателя.

Вы для меня - бесценный человек! И не важно, что мы никогда не были с Вами знакомы лично, и что с некоторыми людьми, гостившими у Вас, мне довелось встречаться только в Москве... Вы для меня как Ариадна, давшая мне в руки волшебный клубок, нить которого, возможно, поможет мне найти старых друзей.

Пожалуйста, ответьте мне, даже если у Вас есть давнишняя информация: что со Смеречанскими? целы они? где они сейчас? В 60-70х годах они были Вашими соседями с другой стороны, сами построили двухэтажный просторный дом. Дядя Володя и тётя Надя и трое их дочерей - старшая Люся, средняя (моих лет) Светлана и младшая Марина.

Я встретилась случайно в роддоме в ноябре 1984 года с уроженкой Гульрипша, она сказала мне, что тетя Надя умерла от рака, что Люся уехала куда в Россию жить, что дядя Володя женился вторично ...

Я очень надеялась, что лежавшая со мной в одной палате одноклассница младшей Марины, передаст мой адрес и телефоны семье Смеречанских, когда поедет погостить к своим родителям в Гульрипш.

Но что-то, видимо, не сложилось, а потом стало поздно.

Адреса Смеречанских я никогда не знала, даже не знала, что наш берег получил торжественное наименование улицы. Написать по примеру Ваньки "Абхазия. Гульрипш. Смеречанским" я не догадалась. Мысль о том, что им, возможно, была или сейчас нужна моя помощь, эта мысль просто грызет меня беспощадно.

Елена Игоревна